В докладе анализируются особенности и тенденции уголовного преследования по политическим мотивам в России в 2011—2014 годах. Этот доклад преследует не статистические, а исследовательские цели — попробовать понять и описать, как устроены политические репрессии в России. При этом в настоящем докладе рассматривается только та часть политических репрессий, которая осуществляется в уголовном порядке, но сам доклад является лишь первым в серии тематических докладов ОВД-Инфо, посвященных феномену современных политических репрессий в России.

Одна из задач доклада — очертить и актуализировать сам термин «политические репрессии». На основе различных критериев и определений, используемых юристами, правозащитниками и исследователями, авторы постарались выработать для целей данного доклада единый и легкий в использовании подход, позволяющий оценивать конкретные уголовные дела как случаи политического преследования.

Рассмотренные в докладе данные позволяют прийти к следующим выводам:

Все анализируемые случаи уголовных преследований по политическому мотиву в докладе разделены на две большие группы. В первую группу входят преследования, препятствующие осуществлению основных гражданских и политических прав — права на свободу собраний, свободу слова, свободу совести, свободу ассоциаций. Вторая группа — это преследования конкретных оппонентов власти. В случае с преследованиями первого типа по преимуществу применяется ограниченный набор статей Уголовного кодекса, которые сами по себе имеют политический характер и по своему содержанию призваны регулировать или ограничивать общественную или политическую активность. В отношении конкретных оппонентов власти используются практически любые статьи УК, созданные для наказания за обычные уголовные преступления.

Для иллюстрации применения конкретных статей Уголовного кодекса, а также тех нарушений, которыми сопровождаются политические преследования, в докладе приводится большое количество примеров конкретных преследований. Упомянутые в докладе случаи ни в коем случае не являются исчерпывающим перечислением всех случаев политических репрессий в России в 2011—2014 гг.

Прежде чем приступать к анализу особенностей и тенденций, отмеченных в уголовных преследованиях по политическим мотивам в России в течение предыдущих четырех лет, необходимо попытаться дать определение самого термина «политические репрессии».

Американский политолог Кристиан Давенпорт понимает под политическими репрессиями преследование человека или группы лиц по политическим причинам, в частности для ограничения или недопущения их возможности принимать участие в политической жизни общества¹. Существует также определение, принятое в международной правозащитной и академической среде: политическим считается преследование, сопровождающееся систематическим нарушением гражданских свобод и прав человека, зафиксированных в различных международных конвенциях².

Можно воспользоваться также критериями, разработанными Парламентской ассамблеей Совета Европы³ осенью 2012 для определения статуса политического заключенного. Согласно ПАСЕ, человек становится политическим заключенным в том случае, если:

Осенью 2013 года международная группа правозащитников выработала свои критерии для применения термина «политический заключенный»⁴. В их понимании речь идет либо о людях, преследуемых исключительно за легитимную и мирную деятельность, в том числе деятельность, направленную на защиту прав и свобод граждан, либо о тех, кто, может быть, даже совершал какие-то уголовные преступления, но в действиях властей в отношении них прослеживаются политические мотивы. Кроме того, преследование сопровождается нарушением их прав в виде безосновательного лишения свободы, принятия юридических мер, непропорциональных и неадекватных нарушению, избирательностью преследования по сравнению с другими. Представляется, что эти критерии могут использоваться и в случаях, когда люди, преследуемые таким образом, не оказываются в условиях лишения свободы, причем речь может идти не только об аресте и заключении, но и о других мерах пресечения и видах наказания, равно как и о самом уголовном преследовании вообще.

Однако проблема в применении к российской реальности критериев как ПАСЕ, так и международных правозащитных организаций заключается в том, что практически все уголовные дела в России расследуются и рассматриваются судами с систематическим нарушением международных норм и конвенций. Таким образом, по критериям ПАСЕ политическими заключенными в России могут считаться десятки или сотни тысяч человек, что, по-видимому, все же не соответствует масштабу собственно политических репрессий⁵.

В этом контексте необходимо в каждом анализируемом случае пытаться выявить политический мотив, без которого, в нашем понимании, говорить о политических репрессиях вряд ли возможно. Под политическим мотивом мы будем понимать желание власти или ее представителей каким-либо образом устранить либо политического оппонента, либо человека, мирным образом отстаивающего какие-либо политические, общественные, религиозные идеи и принципы, равно как борющегося с какими-нибудь действиями власти.

При анализе преследований по политическим мотивам наибольшее внимание привлекает преследование уголовное — прежде всего потому, что в большинстве случаев оно является более суровым, чем административное преследование, и легче подвергается анализу (и отчасти статистике), чем внесудебное преследование.

Таким образом, под уголовным преследованием по политическим мотивам следует понимать привлечение политического оппонента (или человека, занимающегося какого-либо вида общественной деятельностью, неугодной представителям власти) к уголовной ответственности либо за преступление, которого он не совершал, либо с принятием более жестких мер, чем принимаются обычно в отношении других людей, обвиняющихся в таких же преступлениях, а также с применением различных видов нарушений законодательства и гарантированных законом прав человека.

Случаи возбуждения уголовных дел для преследования политических оппонентов как центральной, так и региональных властей в России отмечались и на протяжении 2000-х годов — так, Правозащитный центр «Мемориал», занимающийся отслеживанием случаев уголовного преследования по политическим мотивам, регистрирует дела, разворачивавшиеся в начале 2000-х годов и даже в конце 1999 года; всего в списке «Мемориала»⁶ число тех, чьи дела были заведены до 2011 года, составляет более 120 человек; «Союз солидарности с политзаключенными», в список которого⁷ включены все дела, отслеживаемые «Мемориалом», и некоторые сверх того, добавляет к этому числу еще 15 человек. Информационно-аналитический центр «Сова» с 2008 года ведет на регулярной основе мониторинг неправомерного применения антиэкстремистского законодательства (впрочем, статистика приговоров в этой области в докладах центра ведется лишь с 2011 года). Среди основных объектов репрессий — активисты ныне запрещенной Национал-большевистской партии (55 человек в списке «Мемориала») и других организаций; сотрудники компании ЮКОС; ученые, обвиненные в государственной измене, шпионаже или незаконном экспорте технологий и хищении путем растраты; мусульмане, обвиненные в причастности к террористической деятельности. В охватываемый докладом период часть дел, возбужденная в 2000-е годы, продолжилась, некоторые уже закрытые дела были возбуждены вновь, некоторые активисты, осужденные и отбывшие наказание (либо те, в отношении кого дела были прекращены), вновь стали объектами преследования. Появились и новые дела, которым в наибольшей степени и посвящен настоящий доклад.

Данные, использованные в настоящем докладе, почерпнуты из материалов Правозащитного центра «Мемориал», «Союза солидарности с политзаключенными», Центра «Сова», организации «Экоузник»⁸, отслеживавшей случаи преследования экологических активистов и других людей, защищающих окружающую среду, а также получены в результате мониторинга СМИ и получения информации от активистов из различных регионов России. В случае, когда человек, подвергающийся уголовному преследованию, не включен в соответствующие списки «Мемориала», «Союза солидарности с политзаключенными», «Экоузника» или материалы «Совы», ОВД-Инфо самостоятельно прибегает к описанным выше критериям, чтобы определить, является ли рассматриваемый случай примером уголовного преследования по политическим мотивам.

Случаи политически мотивированного уголовного преследования можно прежде всего разделить на две большие группы.

К первой группе относятся случаи, когда жертва не является для власти опасным или неприятным оппонентом сама по себе — просто законодательство и правоприменение устроены таким образом, что ряд статей УК фактически препятствует осуществлению основных прав — права на свободу собраний, свободу слова, свободу совести, свободу ассоциаций, тем самым приобретая политический характер. Из этой группы можно выделить две категории: преследования с использованием антиэкстремистского законодательства и преследования участников публичных мероприятий.

Ко второй группе относятся случаи преследования конкретного нежелательного власти человека. Их не всегда легко классифицировать, поскольку для того, чтобы посадить или просто устранить оппонента из политической или общественной жизни, может использоваться практически любая статья Уголовного кодекса. В отличие от первой группы, при анализе преследований конкретных оппонентов власти возникает необходимость в каждом случае подробно рассматривать политический мотив.

Следует, однако, оговориться, что приведенное выше деление во многом условно. Как статьи из «антиэкстремистского пакета», так и статьи, применяющиеся против рядовых участников публичных мероприятий, могут быть использованы и против конкретных активистов и политических деятелей, которые, как можно судить по их деятельности, почему-либо неугодны тем или иным представителям власти.

До последнего времени в российском Уголовном кодексе отсутствовали статьи, про которые можно было с уверенностью сказать, что они созданы для борьбы с политическими оппонентами (аналогичные статьям от 58¹ до 58¹⁴, а также 70 и 190-1 УК РСФСР). Впрочем, ряд статей, карающих за так называемую экстремистскую деятельность, хоть и не предполагает изначальной дискриминации политических оппонентов режима, но включает настолько общие и неконкретные формулировки, что по сути допускает весьма расширительное толкование при правоприменительной практике.

Как отмечается в одном из докладов Информационно-аналитического центра «Сова», отслеживающего неправомерное применение антиэкстремистского законодательства, само это законодательство «по сути своей политизированно, поскольку предполагает наложение санкций за деяния, мотивированные идеологически»⁹. Таким образом неправомерное его применение фактически является видом политических репрессий. Статьи 280, 282, 282.1 и 282.2 УК нередко используются против активистов оппозиционных движений, журналистов, пишущих статьи с критикой действий властей, различных религиозных организаций. Тем самым возбуждение дел по этим статьям может сопровождаться нарушением принципов свободы слова, свободы печати, свободы вероисповедания и совести. В некоторых случаях жертвами преследования оказываются и далекие от политики люди, в высказываниях или общественной деятельности которых были безосновательно усмотрены, к примеру, признаки дискриминации социальных групп, выявленных по неясным принципам. Такие случаи, по сути, также являются примерами политического преследования.

Следует отметить, что к случаям неправомерного применения антиэкстремистского законодательства относится и использование других статей, в которых фигурирует «мотив ненависти или вражды» (как, например, в ч. 2 ст. 119 УК об угрозе убийством).

Наконец, с конца декабря 2013 года в УК существует как минимум две статьи, непосредственно нацеленные именно на борьбу с оппонентами. Речь о статье 280.1 УК, возникшей под влиянием событий на территории Украины, и 354.1 УК. Обе эти статьи посягают на принцип свободы слова в ситуациях, не связанных с насилием, и тем самым фактически предполагают отказ от политической дискуссии, запрет на высказывание мнений по определенным вопросам и уголовное преследование людей в связи с их политической позицией. В настоящее время расследуется по меньшей мере одно дело по статье 280.1 (подробности в разделе, посвященном преследованию участников публичных мероприятий).

Статистика, приводимая в докладах «Совы», показывает, что количество преследований членов религиозных и религиозно-политических групп в последние годы (вплоть до 2013) превышало количество преследований политических и гражданских активистов. Это означает, что всплеск политической активности конца 2011 года не отразился в большой степени на применении антиэкстремистского законодательства. Это отчасти объясняется «медлительностью машины правоприменения»¹⁰: большая часть приговоров, вынесенных в эти годы, завершила дела, возбужденные еще до выборов в Думу в декабре 2011 года. В 2012 и 2013 году из политических активистов довольно существенно пострадали от преследования по антиэкстремистским статьям члены «Другой России» несмотря на то, что они с конца 2011 года перестали играть такую заметную политическую роль, как раньше (в 2012 году по этой статье были осуждены 14 «другороссов»). Причина в том, что их, в основном, продолжали привлекать к ответственности как продолжателей дела запрещенной Национал-большевистской партии по статье 282.2 УК. В целом, «Сова» отмечает среди жертв неправомерного антиэкстремистского преследования весьма небольшое число представителей оппозиции, ставших известными на волне протеста последних лет.

Постоянными жертвами становятся представители мусульманских движений — запрещенных в России «Хизб ут-Тахрир», «Таблиги Джамаат» и «Нурджулар» (эта организация, по всей видимости, не существует, однако фигурирует в обвинительных заключениях против последователей турецкого богослова Саида Нурси). В случае с «Хизб ут-Тахрир» эксперты «Совы» в последнее время перестали включать в статистику дела по статье 282.2, поскольку идеология движения имеет признаки экстремизма. Однако членов «Хизб ут-Тахрир» преследуют как участников террористической организации (новая статья 205.5, а также статья 205.1 УК — «Вовлечение в совершение преступлений террористического характера или иное содействие их совершению»), каковой эта партия не является, и/или как людей, планирующих насильственный захват власти (эти обвинения выдвигаются лишь на основании партийной активности). Движение «Таблиги Джамаат» запрещено как экстремистское, хотя ни в каких призывах к насилию не замечено, и его членов преследуют по статье 282.2 УК. То же касается и последователей богослова Нурси, занимающихся изучением его текстов.

По статье 282.2 ведутся дела против общин Свидетелей Иеговы (последний приговор — против 16 человек — был вынесен в июле 2014 года: девять человек были оправданы, трое приговорены к штрафам, четверо — к лишению свободы условно).

Среди примеров неправомерного преследования по статье 282 УК можно отметить случаи, когда комментарии в интернете с элементами языка вражды, то есть негативными оценками представителей той или иной национальности, расы, вероисповедания и пр., безосновательно трактуются как возбуждение ненависти либо вражды (собственно негативная оценка в состав статьи 282 не входит).

Нередки случаи, когда в качестве социальной группы, в возбуждении ненависти или вражды к которой обвиняют человека, выступают представители власти, например, «сотрудники правоохранительных органов», несмотря на то, что Верховный суд разъяснял, что критика должностных лиц не должна квалифицироваться по статье 282.

В течение 2014 года несколько дел по антиэкстремистским статьям, расцениваемых «Совой» как неправомерные, было возбуждено в той или иной степени в связи с событиями на территории Украины.

По данным «Совы», в 2013 году по антиэкстремистским уголовным статьям было вынесено 15 неправомерных приговоров в отношении 25 человек¹⁵. В основном, все осужденные были приговорены к штрафам, условным срокам или обязательным работам. Большие сроки — по шесть лет колонии строгого режима — получили только осужденные в Челябинске члены «Хизб ут-Тахрир». В 2012 году было вынесено 17 неправомерных приговоров по антиэкстремистским уголовным статьям в отношении 60 человек¹⁶. В основном, осужденных приговаривали к условным срокам или штрафам. При этом 25 человек были приговорены к реальным срокам, однако в большинстве случаев они обвинялись еще и по другим статьям — в основном, за насильственные преступления.
В 2011 году неправомерно были осуждены 35 человек, 16 из них были приговорены к различным тюремным срокам¹⁷.

В 2013 году более 20 новых уголовных дел, по данным «Совы», было возбуждено по антиэкстремистским статьям без должных оснований. (Отчет «Совы» об аналогичных преследованиях в 2014 году на момент написания настоящего доклада подготовлен не был.)

Против рядовых участников мирных массовых протестных мероприятий в последнее время используется несколько статей УК.

В таких случаях могут применяться статьи 213 («Хулиганство»), а также 214 («Вандализм»), причем нередко в качестве особо оговариваемого признака, отягчающего вину, используются «мотивы политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды», либо «мотивы ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы» (здесь преследование по следам массовых мероприятий соединяется с применением антиэкстремистского законодательства).

Статья 212 УК («Массовые беспорядки») применяется в тех случаях, когда массовые мероприятия сопровождаются случаями насилия; однако, во-первых, сам факт массовых беспорядков может быть не доказан с юридической точки зрения; во-вторых, жертвами преследования могут стать более или менее случайные люди, просто пришедшие на массовое мероприятие, участие которых в насилии либо не доказано, либо несоразмерно наказанию; в-третьих, зачинщиками массовых беспорядков могут быть названы определенные оппоненты действующей власти без каких-либо оснований.

В дополнение к участию в массовых беспорядках людям может быть инкриминировано применение насилия к представителю власти (статья 318 УК), причем избирается наказание часто более суровое, чем обычно.

Кроме того, в 2014 году в рамках мер по ужесточению наказания за нарушения на массовых мероприятиях в Уголовный кодекс была внесена статья 212.1¹⁸ — «Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования»; однако преследования по этой статье начались только в январе 2015 года (первыми обвиняемыми стали гражданские активисты Владимир Ионов, Марк Гальперин и Ильдар Дадин; основой для их преследования стали решения по делам об административных правонарушениях в августе, сентябре и декабре 2014 и январе 2015 года; «Мемориал» признал Ионова¹⁹ и Гальперина²⁰ лицами, преследуемыми по политическим мотивам — с них взята подписка о невыезде, — а Дадина²¹, находящегося под домашним арестом, политзаключенным).

Принято считать, что гражданские активисты и просто участники массовых мероприятий стали жертвами политических репрессий только после серии крупных протестных митингов, стартовавшей в декабре 2011 года (речь прежде всего о людях, обвиненных в участии в массовых беспорядках, якобы имевших место 6 мая 2012 года на Болотной площади в Москве). Однако еще в 2011 году начались процессы по следам событий 11 декабря 2010 года на Манежной площади. Тогдашние массовые волнения стали реакцией на убийство футбольного болельщика Егора Свиридова и недостаточно активные действия милиции по расследованию преступления. На Манежной имели место и многочисленные столкновения с полицией, и избиения проходивших мимо людей «неславянской внешности», но при этом к ответственности были привлечены лишь десять человек, не являвшиеся ни организаторами, ни зачинщиками. Но самому событию власти тут же попытались придать политическую окраску.

Самым заметным политическим делом 2012-го и последующих годов стало «Болотное дело». Произошедшие накануне инаугурации Путина столкновения с полицейскими были безосновательно интерпретированы как массовые беспорядки. К ответственности были привлечены более 20 человек, в том числе те, кто не был в тот день на Болотной площади. Позднее те, кому было инкриминировано только участие в массовых беспорядках либо призывы к ним, были амнистированы. Те же, кто обвинялся также в применении насилия к представителям власти, получили сроки, в том числе и те, кто полностью признал вину и пошел на соглашение со следствием. Важно отметить, что насилие, в котором обвиняли участников событий на Болотной, либо, согласно доводам защиты и видеоматериалам, вовсе не имело места, либо (в большинстве случаев) являлось ответом на куда большее насилие со стороны сотрудников правоохранительных органов и было средством либо самозащиты, либо защиты людей, подвергавшихся насилию. При этом никто из сотрудников правоохранительных органов не был привлечен к ответственности за превышение полномочий.

В целом, можно с уверенностью говорить о практике применения статьи 318 УК²³ в случаях, когда участник публичного мероприятия сам пострадал от насилия и есть опасность возбуждения уголовного дела против сотрудников правоохранительных органов. С ростом протестной активности в 2012—2013 годах случаи применения статьи 318 резко участились.

Статья 213 УК («хулиганство»), по которой также заводят уголовные дела против участников публичных мероприятий, имеет политический характер и по формальным признакам: в 2007 году она была изменена таким образом, что под хулиганство («грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу») стало возможно подвести как деяния, совершенные «с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия», так и те же деяния, совершенные «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы» (таким образом, как отмечалось выше, статья о хулиганстве используется и в рамках антиэкстремистского законодательства).

В 2014 году статья о хулиганстве в ее «антиэкстремистском» изводе неоднократно использовалась против участников акций, прямо или косвенно связанных с событиями на территории Украины.

Акции, связанные с Украиной, становятся поводом для возбуждения дел и по другим статьям.

Подробная статистика уголовных преследований по следам публичных мероприятий пока не ведется, однако можно с уверенностью говорить о росте количества случаев возбуждения таких уголовных дел по крайней мере вплоть до конца 2013 года. Так, в одной Москве в 2012 году было зафиксировано только два уголовных дела по следам массовых мероприятий, включая «Болотное», в то время как в 2013 году их насчитывается уже как минимум восемь. В 2013 году такие дела зафиксированы также в Твери (два дела), Нижнем Новгороде и Мурманской области. В 2014 году, с одной стороны, наблюдается спад протестной активности, с другой — к нечастым акциям приковано больше внимания органов власти, в особенности если они каким-то образом связаны с украинскими событиями; по следам акций возбуждены дела в Москве, Краснодарском крае, Калининградской области.

Вплоть до конца 2013 года растет и количество преследуемых по таким делам. Впрочем, довольно большое число преследуемых в 2013 году (44 человека) объясняется прежде всего тем, что по делу об акции в Печорском море к ответственности были привлечены 30 человек.

Преследование политических оппонентов по неполитическим статьям имело место и в 2000-х годах, хотя и не достигло нынешнего размаха. В целом, по понятным причинам политическое преследование по неполитическим статьям с трудом подвергается систематизации и классификации. В каждом случае для выявления политического мотива необходим детальный анализ.

Мало сомнений вызывает политический характер преследования одного из ведущих деятелей оппозиции Алексея Навального и его сторонников. Фактически наличие политического мотива преследования Навального признал официальный представитель Следственного комитета Владимир Маркин³². В течение 2011 и 2012 года против Навального было возбуждено несколько дел.

В годы, предшествовавшие рассматриваемому периоду, чуть ли не единственными политическими активистами, подвергавшимися политическому преследованию, были члены НБП и «Другой России». Часть этих дел продолжилась и в описываемый период, но, в основном, преследование сводилось к применению описанного выше антиэкстремистского законодательства.

Выдающимся примером того, что против политического активиста можно выдвинуть любое обвинение, является дело Даниила Константинова, который был обвинен в убийстве.

Нередко жертвами политических репрессий становятся экологические активисты, борющиеся с региональными властями или близкими им коммерческими организациями. Поводом для возбуждения уголовного дела против экологического активиста может стать и публичное мероприятие, однако в отличие от описанных выше случаев возбуждения дела непосредственно в связи с мероприятием, здесь скорее речь идет о преследовании именно за активистскую деятельность вообще.

Политическому преследованию подвергаются и журналисты.

К политическим наблюдатели и правозащитники относят некоторые дела против заметных в регионах общественных деятелей.

Несколько политических дел было возбуждено в связи с событиями на территории Украины.

В силу сложности анализа таких дел — по причине как их разнородности, так и неоднозначности в вопросе наличия политического мотива в некоторых случаях — ведение статистики довольно затруднительно. По крайней мере можно утверждать, что процесс возбуждения политических уголовных дел не прекращается и интенсивность его не спадает.

По данным Правозащитного центра «Мемориал»⁴⁴, по состоянию на конец октября 2014 года в России насчитывается 46 политических заключенных (в этот список входят не только приговоренные к различным срокам заключения, но находящиеся под стражей и под домашним арестом в ходе расследования дел и судебных слушаний); впрочем, в этот список входят и некоторые преследуемые по «антиэкстремистским статьям», попадающие в статистику Информационно-аналитического центра «Сова»⁴⁵ — пятеро осужденных в Челябинске членов «Хизб ут-Тахрир», четверо членов той же организации в Уфе, находящиеся в СИЗО, и Дарья Полюдова, также находящаяся в СИЗО. (На настоящий момент трое человек, внесенных в этот список, — Артем Савелов, осужденный в рамках «Болотного дела», кемеровский блогер Дмитрий Шипилов, осужденный за публикации в интернете о местных должностных лицах, и нацбол Руслан Хубаев, осужденный за события на Манежной площади, — вышли на свободу (Шипилов ожидает суда по новому, аналогичному делу), Алексей Навальный был приговорен к условному сроку, в связи с чем закончился срок его домашнего ареста, Дарье Полюдовой заменили нахождение в СИЗО на подписку о невыезде; Олег Навальный, которого «Мемориал» ранее признал преследуемым по политическим мотивам, был 30 декабря 2014 года помещен под стражу, в связи с чем Правозащитный центр в январе 2015-го признал его политзаключенным; 4 февраля 2015 года политзаключенным был признан Ильдар Дадин, помещенный под домашний арест по обвинению в неоднократном нарушении порядка проведения митинга.)

Оперативно обновляемый список «Союза солидарности с политзаключенными», который включает в себя практически всех политических заключенных из списка «Мемориала», а также некоторых других преследуемых в рамках уголовных дел, на сегодняшний день считает политзаключенными 53 человек (с учетом изменений, не внесенных в официальный список «Мемориала»; Руслан Хубаев и Дарья Полюдова на данный момент включены в этот список), а еще 17 человек — преследуемыми по политическим мотивам (из них шестеро находятся в розыске, девять человек — под подпиской о невыезде, статус еще двоих человек не ясен). При этом только у 16 человек из всех 70 заключенных и преследуемых в настоящее время по версии «Союза солидарности с политзаключенными» преследование было начато до 2011 года. Кроме того, в течение рассматриваемого периода, по версии «Союза солидарности с политзаключенными», уголовное преследование по политическим мотивам было начато и завершено в отношении 85 человек. В отношении 50 человек было завершено преследование, начатое еще до рассматриваемого периода; 26 из них были приговорены к различным срокам еще до 2011 года и в рассматриваемый период вышли на свободу, некоторым из них срок заключения был сокращен уже во время пребывания в колонии, некоторые получили условно-досрочное освобождение.

Из преследований, начатых до 2011 года, не завершены 13%, из начатых в 2011—2014 годах — 39%.

Из 135 человек, преследование которых в течение рассматриваемого периода было завершено, 49 были амнистированы (большинство на этапе следствия); среди тех из них, чьи дела закончились приговорами, 12 человек получили условные сроки (один из них был также приговорен к штрафу), девять человек были приговорены только к штрафам, двое человек были приговорены к исправительным работам, один — к обязательным работам.

Статистика преследований отчасти затруднена тем, что одного и того же человека могли преследовать по разным делам, и не в каждом случае очевидно, следует ли учитывать эти дела в рамках одного преследования или разных, не связанных между собой.

Следует отметить также, что данные «Мемориала», «Союза солидарности с политзаключенными» и «Совы» охватывают, по всей видимости, далеко не все случаи уголовного преследования, которые можно расценить как политические.

ОВД-Инфо не включает Республику Крым и Севастополь в число регионов, где ведется мониторинг политических репрессий. Однако поскольку здесь начало действовать российское законодательство и функционируют российские органы власти, политическое преследование жителей Крыма становится частью российских политических репрессий. Используется материал, собранный Крымской полевой миссией по правам человека⁴⁶ — сводной группой представителей различных правозащитных организаций Украины, России, других стран СНГ, а также международных организаций.

Наибольший резонанс получило дело против кинорежиссера Олега Сенцова, по которому в настоящее время проходят уже восемь человек, всех их обвиняют в подготовке терактов на территории Крыма (статья 205 УК — «Терроризм»). По версии следствия, они участвовали в поджогах офисов «Единой России» и общественного движения «Русская община» в Симферополе, а также планировали подорвать памятник Ленину. Сенцов участвовал в деятельности «Автомайдана»⁴⁷, украинского гражданского движения автомобилистов, перевозивших всё необходимое для Майдана и украинских военных, блокированных в Крыму. Один из обвиняемых, Геннадий Афанасьев, уже приговорен к семи годам заключения.

Кроме того, возбуждено дело по следам массового мероприятия — о применении насилия к сотрудникам полиции 3 мая 2014 года⁴⁸, когда в разных районах Крыма местные жители начали блокировать трассы в связи с тем, что лидера крымских татар Мустафу Джемилева не пускали на территорию полуострова. В настоящее подозреваемых пятеро⁴⁹ — Муса Абкеримов, Рустам Абдурахманов, Таир Смедляев, Эдем Эбулитов и Эдем Османов (арестован 21 января 2015 года; остальные четверо до конца 2014 года были освобождены из-под ареста под поручительство высокопоставленного крымского чиновника). По данным Крымской полевой миссии, позиция защиты сводится к тому, что неизвестно, кем 3 мая 2014 года официально являлись люди, получившие повреждения: приказ об установлении границы появился позже, а на многих предполагаемых представителях полиции не было ясных опознавательных знаков.

В 2015 году в Крыму и Севастополе были возбуждены как минимум два дела, которые правозащитники считают политическими и направленными против крымских татар. В конце января в Севастополе трое человек были арестованы по подозрению в причастности к деятельности «Хизб ут-Тахрир», хотя, по данным правозащитников, сведений об их связи с этой организацией нет. Дело было возбуждено по статье об организации и участии в деятельности террористической организации (ст. 205.5 УК). Второе дело было возбуждено в связи со столкновениями в Симферополе 26 февраля 2014 года, по подозрению в организации массовых беспорядков (ч. 1 ст. 212 УК) и участию в них (ч. 2 ст. 212 УК) арестованы заместитель председателя Меджлиса крымскотатарского народа Ахтем Чийгоз и местный житель Искендер Кантемиров. В связи с тем, что инкриминируемые события происходили до подписания документа о присоединении Крыма к Российской Федерации, неясно, каким образом в этом деле могут быть затронуты российские интересы⁵⁰.

В соответствии с описанными выше критериями определения политзаключенных, выделенными международной группой правозащитников, политический мотив в преследовании определенных людей зачастую сопряжен с нарушением их прав. Например, лишение свободы было применено в нарушение права на справедливое судебное разбирательство, доказательства инкриминируемого преступления были сфальсифицированы, событие или состав преступления отсутствовали (или его совершил другой человек), продолжительность или условия лишения свободы неадекватны правонарушению, преследование ведется избирательно в отношении данного лица по сравнению с другими лицами.

Сам по себе выбор помещения в СИЗО и даже домашнего ареста в качестве меры пресечения может свидетельствовать о предвзятости суда. Вместо того, чтобы проверить наличие оснований для избрания строгой меры пресечения, на которые ссылается следователь («может скрыться, оказать давление на свидетелей, повлиять на работу следствия»), суд просто соглашается со следователем и избирает требуемую строгую меру.

В некоторых случаях суды игнорируют наличие у преследуемых серьезных заболеваний, являющихся препятствием для помещения их в СИЗО.

В ходе расследования политических дел нередки случаи, когда у защиты возникают основания говорить о фальсификации доказательств.

Избирательность при уголовном преследовании выражается в том, что либо человек преследуется за то, что делали, помимо него, многие другие, не подвергшиеся преследованию, либо к нему применяются более жесткие методы воздействия, чем к другим обвиняемым.

Свидетельством политического преследования может служить участие сотрудников управлений и центров по противодействию экстремизму в тех делах, к которым они по закону не имеют отношения.

Жертв политпреследования могут подвергать пыткам, чтобы выбить нужные показания, и насилию без очевидных оснований.

Необходимо признать, что при анализе и обработке примеров уголовного преследования возникают определенные методологические трудности, окончательно не решенные в настоящем докладе.

Прежде всего это касается выявления политического мотива, без описания которого говорить о преследовании, в особенности не связанном напрямую с посягательством на основные гражданские свободы, как о политическом невозможно. Пока что наличие политического мотива остается оценочной характеристикой.

Кроме того, ряд аспектов и деталей преследования (прежде всего касающихся различных нарушений процедуры и прав преследуемого) плохо поддается формализации: когда речь заходит о ведении следствия, ходе судебного процесса и конкретных нарушениях, описание выглядит как разрозненный набор фактов в форме рассказа. Это не позволяет подвергнуть данные о политических преследованиях полноценному статистическому анализу.

Тем не менее собранные и проанализированные данные позволяют как вычленить тенденции, приведенные в резюме, так и сделать более общие заключения.

Можно утверждать, что федеральная и региональные власти используют самые различные инструменты для преследования оппонентов на разных уровнях, будь то представители или лидеры внесистемных оппозиционных движений, участники массовых протестных мероприятий или члены религиозных организаций, которые государство почему-либо посчитало экстремистскими.

В целом сравнение с предыдущими годами показывает, что число случаев политического преследования в уголовном порядке значительно растет, однако масштабы политических репрессий по-прежнему описываются сотнями, а не тысячами уголовных дел. При этом если в 2011—2013 гг. рост количества преследований объяснется нараставшей протестной активностью, то в 2014 году довольно существенный прирост в возбуждении уголовных дел связан с событиями на территории Украины. Дела возбуждаются, как против граждан Украины, так и против граждан Крыма; по следам массовых мероприятий и в ответ на публикации в соцсетях; с применением антиэкстремистского законодательства и «неполитических» статей.

Несмотря на рост общего числа преследований, по прежнему следует говорить о точечном характере репрессий. Если в отношении преследования по «экстремистским статьям» можно говорить о сложившейся правоприменительной практике и, как минимум, частично (прежде всего в отношении дел, возбужденных по следам публикаций в интернете) о постановке подобных дел на поток, то в случае с преследованием в связи со свободой собраний, а уж тем более с преследованием конкретных людей по различным «неполитическим» статьям речь может идти только о наборе уникальных случаев.

При этом политические преследования в уголовном порядке сопровождаеюся нарушениями (как процессуальными, так и нарушениями прав преследуемых) практически на каждом этапе прохождения дела — вне зависимости от того, причастен человек к инкриминируемому ему поступку или нет. Оправдательными приговорами такие дела заканчиваются редко, в особенности рассматриваемые в Москве и привлекающие внимание общественности. Тем не менее, в некоторых случаях власть идет на смягчение приговоров — возможно, по причине повышенного внимания общественности к соответствующим делам: при рассмотрении дел в судах второй инстанции срок могут незначительно сократить или заменить на условный. Обвиняемые и осужденные по некоторым делам были амнистированы в декабре 2013 года и 2014 году.